Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

После захода солнца, когда Гумметали закончил все свои дела, мы погрузились на его арбу и поехали по дороге, которая вьется рядом с рекой Кендалан.

Курдмахмудлу и Вюгарлы издавна связывала дружба. Те мимо нас гнали свой скот на эйлаги и останавливались на побывку в Вюгарлы. В летнее время часто бывало, что их парни и девушки приходили к нам в село повеселиться на каком-нибудь празднике. Мужчины спускались с эйлагов за продуктами. Правда, у нашей семьи не было знакомых в Курдмахмудлу, но зато теперь мы повстречали вюгарлинца, который в нынешних обстоятельствах оказался другом, что было особенно ценно.

Жена и сыновья Гумметали, его невестки — все радушно встретили нас. Мы провели в Курдмахмудлу два дня, отдохнули, отоспались. А на третий день отец сказал:

— Гумметали! Мы очень тебе благодарны и никогда не забудем твое добро. Но мы не можем злоупотреблять гостеприимством, ибо и сам знаешь: гость что воздух, его нужно вдохнуть, но непременно нужно и выдохнуть.

Гумметали нахмурился:

— Сейчас не то время, чтобы вспоминать подобные слова, но тебе, виднее, Деде-киши. Мы, слава аллаху, ни в чем недостатка не испытываем, зря ты так торопишься.

— Мои дочери в Чайларе, и мы хотим поскорее их увидеть. Материнское сердце больше не может выдержать разлуки. Прости нас, брат.

— Считай этот дом своим, если надумаешь вернуться. Но путника, который собирается уходить, нельзя задерживать, поэтому сложите свои вещи на арбу, а кто-нибудь из сыновей отвезет вас в Горадиз. Там много вюгарлинцев. Но мне ваш скорый отъезд не по душе, как говорится, так быстро с мельницы не уходят.

Мать всегда упрекала отца за неугомонность, а на сей раз промолчала. Если бы хоть кто-нибудь из нас догадывался тогда, что отец гонит время, торопясь навстречу собственной гибели. А впрочем, только ли отец?..

Я никуда не хотел идти. Нам здесь было хорошо. Опять нашлись люди, которые уважительно относились к отцу. Разве дорога не имеет конца? Не хватит ли скитаться? Но я не мог перечить отцу при постороннем и тоже промолчал. А отцу не сиделось на месте. Он задался целью вечно куда-то спешить. Я никак не мог понять, почему отец, горевший недавно желанием попасть в Баку, теперь неудержимо стремится в Горадиз.

Несколько часов арба, запряженная двумя быками, везла нас по дороге, спускавшейся с гор в низину. Во второй половине дня мы въехали в Горадиз.

Мне было лет восемь или девять, когда кто-то из наших односельчан купил граммофон. Почти все жители нашего села побывали в том доме, и каждый слушал, как из большого ящика с гигантской трубой чей-то живой голос пел: «Прекрасен Карабах, а в нем — село Горадиз!» Мне на всю жизнь запомнилась и мелодия песни, и ее слова. И вот я въезжал в это село.

И я понял, что Горадиз стоит того, чтобы о нем пели песни. Расположенный в широкой живописной долине, со всех сторон окруженной горами и холмами, с прямыми и ровными улицами, на которых светлые чистые дома прятались в тени садов.

Как только весть о нашем приезде разнеслась по селу, земляки поспешили к нам. Каждый хотел поздороваться, спрашивал о здоровье, всем было интересно узнать, в каких краях мы были и как нам жилось.

Мы выгрузили вещи из арбы и попрощались с сыном Гумметали.

Нам показали пустовавшую лачугу, в которой мы и поселились.

В течение целой недели она с утра принимала гостей. Да, моего отца знали и любили. Как и в былые времена, вюгарлинцы приходили к нему посоветоваться, поговорить о жизни, о делах, о будущем. Вспоминали страшные дни бегства, рассуждали о дашнаках и мусаватистах, о возвращении в Вюгарлы, словом, обо всем, что волновало крестьян.

Кто-то из вюгарлинцев сказал, что мои сестры живут в деревне Гамзали, что на берегу Хакари-чая, неподалеку от Чайлара. Когда аксакалы села узнали, что мы собираемся туда, то стали наперебой нас отговаривать:

— Что вам там делать? Здесь намного лучше, чем там. — И дельный совет дали: — Пусть сын поедет за сестрами и привезет их.

Отец тут же согласился, но мать расстроилась: видимо, она не хотела, чтобы я уезжал один в такую даль.

Отец уловил беспокойство матери и заметил:

— Что ж, Будаг, слава аллаху, уже взрослый парень, он, думаю, справится.

Я согласился, и матери ничего не оставалось, как сказать:

— Что ж, поступайте как знаете, а своих дочерей я должна непременно увидеть, истосковалась душа! — И всхлипнула.

Мне предстоял путь в Чайлар, откуда совсем близко до Гамзали. Я должен был узнать, как там наши устроились и есть ли смысл ехать нам туда. Или же уговорить всех переехать к нам.

Решение ясное и разумное: или им сюда, или нам к ним.

ИБРАГИМ-КИШИ

Как и везде в мире, и в Горадизе жили — наряду со всякими — хорошие люди, и двух из них не могу я не вспомнить.

Человека, в чьем саду стояла наша лачуга, звали Ибрагим-киши.

Почему-то принято считать — об этом не раз говорили у нас в Вюгарлы, — что бездетные люди скупы и завистливы. Ибрагим-киши не имел детей. Трижды женился в надежде, что жена родит ему сына, но мечтам не суждено было сбыться. Однако несчастье не сделало его менее щедрым и добросердечным. Он рад был помочь каждому, кто испытывал в том нужду. Вот и нам помог — пустил жить на свой участок.

С первой минуты нашего знакомства он называл меня «сынок», отцу говорил «брат», а матери — «сестра».

Не прошло и недели, как Ибрагим-киши зашел однажды в нашу лачугу и заговорил с отцом:

— Деде-киши, ты видишь — у меня хороший плодоносящий сад, большой огород. В этом году аллах послал нам щедрый урожай. Я один со всеми делами никак не управлюсь. Если ты мне поможешь, то и сам заработаешь, и мой труд не пропадет даром. — Кивнув в мою сторону, он добавил: — А паренька мы устроим к русскому врачу, будет у него толмачом. Врач по-нашему говорить не может. Ну а сестра Нэнэгыз вместе с моими женами займется хозяйством. Что ты об этом думаешь?

Лицо Ибрагима-киши сияло добротой и чистосердечием. Отец улыбнулся:

— А что тут можно еще думать? Предложение для всех выгодное, спасибо тебе.

Ибрагим-киши не стал уточнять, что надо будет делать отцу, а предложил пойти с ним: все покажет на месте. Выходя из нашего жилища, он повернулся ко мне:

— Будаг, вечером я